Книги: «Чернобыль. Как это было» (Анатолий Дятлов)

c/chernobyl.jpg
26 апреля 2016 (00:00:00)

Весной неизбежно возникает тема чернобыльской катастрофы 26 апреля 1986 года — не со студентами, так со школьниками. Всегда просят рассказать, чего и как там было. И всегда рассказывается по-разному, для разных-то слушателей.

В этот раз вышло неожиданно. Предложил желающим поговорить на эту тему приходить на консультацию (ну не занятия же на это тратить?) — пришло неожиданно много. Стали говорить, и у меня вдруг экспромтом выдалась целая лекция на час. Благо было что сказать: став аспирантом в середине 1990-ых, я получил доступ в третью по масштабам техническую библиотеку страны (новосибирская ГПНТБ), темой активно интересовался, а материалов там было много и всё на удивление открыто — не то что сейчас, когда для методички по матанализу приходится в особом отделе оформлять разрешение на издание…

Потом не поленился ту свою речь по свежей памяти зафиксировать, ибо она на мой взгляд хорошо получилась. Ну, технические подробности чернобыльской катастрофы опускаю — этого добра в интернетах как грязи! — а вот изложение наиболее странных и удивительных моментов излагается ниже. Иногда с крепкими выражениями, ибо без оных не представляется возможным.

Минимальное пояснение: упоминаемый по тексту А.Дятлов был заместителем главного инженера ЧАЭС по эксплуатации второй очереди (включавшей в себя и аварийный энергоблок), и именно его определили главным виновником, за что он отсидел четыре года (из назначенных судом 10 лет). Упоминаемая книга за его авторством называется «Чернобыль. Как это было» и написана в жанре самооправдания. Как следствие — написана тяжело (ибо автор пытался оправдаться перед неспециалистами, тратя в результате каждый раз пару страниц на то, что можно было бы выразить одной формулой), зло и демагогично. Но при этом ценнейший источник информации, ибо прямого вранья не содержит ни капли! Легко найти в электронном виде, если что.

Поехали.


Первое. Реактор проектировался по одному ведомству, строился по второму, ввод его в эксплуатацию проходил по третьему, эксплуатацией занимались четвёртое и пятое, а контролем и надзором — третье, шестое и седьмое. Как следствие, в определённых пределах любое из этих ведомств могло выдавать распоряжения, от которых другие ведомства начинали срать кирпичами, но совершенно обязательные для тех, кто реактором непосредственно управлял.

Более того, совершенно однотипные реакторы могли иметь — и имели! — абсолютно разную ведомственную принадлежность как по строительству, так и по эксплуатантам, что ещё больше запутывало дело. Поди там разберись, какие нормативные акты для кого обязательны, невзирая на разные ведомства, но взирая на однотипность.

Второе. Реактор и его система управления были спроектированы так, что в определённых режимах вели себя не как полагалось бы по здравому смыслу, а прямо противоположным образом. И это никак не было документировано, хотя проектировщики догадывались. Молчаливо предполагалось, что при нормальной эксплуатации реактор просто не войдёт в эти режимы.

Впрочем, у операторов всё равно не было возможности отследить вхождение. Потому что ряд ключевых параметров выдавался им не непрерывно, а с периодичностью примерно раз в сорок минут. И это ещё полагалось обставлять кучей формальностей с росписями, регистрациями в журналах и т.п. Опять-таки молчаливо предполагалось, что при нормальной эксплуатации этого вполне достаточно.

В частности, система аварийной защиты — которая, на минуточку, должна гарантированно глушить реактор в любой нормальной ситуации и при «проектных авариях»! — в первые секунды действия добавляла ему мощности и лишь потом действовала как надо. Об этом точно знали проектировщики и догадывались операторы, но всем было насрать. Оно нигде не было задокументировано, ибо молчаливо предполагалось, что этот скачок мощности слишком ничтожен и ни на что не влияет. Опять же см. предыдущий абзац.

Третье. Реактор взорвался при испытаниях на выбег турбины. То есть хотели рассмотреть крайний случай — отсутствует внешнее энергоснабжение, на самóм реакторе происходит авария и он экстренно глушится — и определить, сколько электричества генераторы выдадут на инерции раскрученной турбины. Достаточно ли его будет для первоочередных мер, пока не выйдет на режим аварийная дизельная подстанция.

На разных АЭС было несколько попыток имитировать эту ситуацию, и каждый раз неудачно — аварийная автоматика глушила реактор ещё до того, как имитация доходила до нужного момента. По логике вещей — и правильно делала, ибо в нормальных условиях не фиг до такого доводить. 

В Чернобыле придумали очередной способ имитации и составили соответствующую программу испытаний, от которой потом проектировщики (АН СССР) обосрались кирпичами и заявили, что они бы такое сроду не разрешили. Но с ними эту программу никто не согласовывал (в «шапке» указаны только Минэнерго и Союзатомэнерго). Потому что см. пункт первый. Значительную часть книги Дятлова занимает бокс по переписке с виртуальными оппонентами на тему того, какой характер носили испытания — электрический, тепловой или чёрт знает какой, — и с кем их надо было согласовывать, а без кого можно было обойтись.

Четвёртое. Персонал АЭС при подготовке и проведении испытаний проявил совершенно идиотический энтузиазм. Хотя все участники событий, оставившие воспоминания, хором утверждают, что в случае облома испытаний никаких последствий им не грозило — ни по партийной, ни по карьерной, ни по зарплатной линии. Равно как и в случае успеха ни на кого не свалились бы златые горы. Но энтузиазм зашкаливал запредельно.

В частности, изначально предполагалось провести всё в течение рабочего дня, но звонок диспетчера из Киева потребовал отложить глушение реактора до ночи (где-то были какие-то проблемы с энергоснабжением, и ЧАЭС нужна была для подстраховки). В результате проведение испытания выпало на долю ночной смены, которая вообще-то собиралась заступать на уже заглушенный реактор и ко всяким экспериментам морально не готовилась. Дневная смена, которой по начальному плану и предполагалось всем этим заниматься, осталась помогать. На то, что эти люди уже оттрубили полный рабочий день, хотели жрать, спать и медленно соображали от усталости, всем было насрать. В том числе и им самим. Интересно же! Было и ещё, о чём ниже.

Пятое. Самое для меня непонятное. Программа испытания требовала предварительно снизить мощность реактора с номинала до 700-1000 МВт. Когда начали снижать, она вдруг упала по разным данным не то до 70, не то аж до 30.

Во всех официальных источниках указывается — «по неустановленной причине». Дятлов называет причину вполне конкретно: неполадки автоматической регулирующей системы. Ему можно верить: всё-таки он там присутствовал, ну а потом уже действительно ничего нельзя было установить ввиду отсутствия взорвавшегося реактора. Тем более что эта информация не в его пользу.

Так вот, в программе испытаний, в разделе 4 «Меры безопасности» есть пункт 4.2. Чёрным по белому:


4.2. При обнаружении в процессе испытаний неисправности оборудования, дальнейшие работы по программе приостанавливаются до устранения причины неисправности. В случае возникновения аварийной ситуации на блоке действия персонала определяются местными инструкциями по ликвидации аварий.

Возникает вопрос: какого же чёрта Дятлов (общий руководитель испытаний согласно пункту 5.2.6 той же программы, у которой он сам и был главным автором, и которую сам привёл в своей книге, по которой и цитировано) не прервал при этом испытания?!!

Во всей его книге этот вопрос старательно обходится, типа и нет его. По схожим поводам Дятлов высказывается однотипно: конкретно вот этот момент на сами испытания повлиять не мог, поэтому мы сочли возможным… бла-бла-бла… и аварии оно всё равно не предотвратило бы. Видимо, здесь то же самое, вот только уже никак не скажешь, что не предотвратило бы.

Энтузиасты, мать их. Интересно им было посмотреть (это ещё один стандартный аргумент Дятлова).

Шестое. Решив продолжать, тут же сымпровизировали, ограничившись подъёмом мощности до 200 (а не 700, как предполагалось по программе) МВт. Дятлов аргументировал: этого было вполне достаточно, а поднимать мощность — это же не снижать, тут времени больше потребно, вот и решили так, чтоб побыстрее. 

На вопрос о том, какого же хрена было допущено отступление от программы испытаний (мало ли что достаточно или побыстрее — документ ведь!) Дятлов опять твердит: на результат повлиять не могло, а если бы поднимали до 700, то реактор взорвался бы на пару минут позднее, ещё до начала эксперимента, только и всего. 

Тут он, кстати, абсолютно прав. Только умалчивает об одном моменте: этот факт стал понятен лишь после взрыва! Когда было обнаружено вхождение реактора в недокументированный режим и стопроцентно подтвердилось его противоестественное поведение в рамках оного! Непосредственно же на испытаниях… я вот просто не понимаю, каким местом думали операторы и руководство. 

Дважды подряд за какие-то несколько минут нарушили программу испытаний, причём один раз — по ключевому вопросу обеспечения безопасности. Пó фигу, что она была хреново согласована и предлагала сомнительные решения — так-то их задницы хоть в какой-то мере прикрывала бумажка, но они от этого прикрытия отказались и тем самым подписали себе приговор. 

Понимали или нет? Вопрос весьма интересный, ибо…

Седьмое. Суд над предполагаемыми виновниками. Дятлов яростно доказывал, что суд был пристрастным и на судей давило мнение сверху (читай — по партийной линии). Чтоб, значит, категорически назначить виновных, сурово осудить и полновесно впаять статью. 

Никакой Америки он этим не открыл — любому здравомыслящему человеку, хоть сколько-нибудь понимающему советские реалии, и так понятно, что мнение такое действительно было. Не могло не быть. 

Думается, однако, что для обвинительного приговора судьям не очень-то пришлось идти против совести. Ибо дело с лёгкостью представляется так, что —


Техническое руководство ЧАЭС составляет рискованную программу испытаний на энергоблоке и реализует её, не согласовав с разработчиками реактора. В процессе испытаний программа ещё и минимум дважды серьёзно нарушается, что приводит к взрыву и разрушению реактора. Несколько человек гибнут либо пропадают без вести непосредственно при аварии, несколько десятков умирают от облучения чуть позже. Экономический ущерб исчислению не поддаётся: ЧАЭС частично разрушена и остановлена, прекратил существование город Припять, порядка 50000 (пятидесяти тысяч) человек экстренно эвакуированы (бросив всё имущество) и вынуждены строить жизнь с нуля. Постфактум обнаруживаются приписки и туфта по части профилактики аварийных ситуаций. 

Вот поставьте себя на место судей — нешто есть за что оправдывать?! Что, прям вот совсем никакой вины не усматривается?

Приговор был вынесен по статье о «нарушении правил эксплуатации взрывоопасных предприятий» (в части, осложнённой гибелью людей и тяжёлыми последствиями). Защита пыталась это оспорить на том основании, что в государственном реестре таких предприятий на момент катастрофы АЭС отсутствовали, и их туда внесли «задним числом» — между катастрофой и судом. Обвинение изящно парировало: реестр сам по себе не имел силы закона, и принцип отсутствия обратной силы на него не распространялся.

Тут уже пошла настоящая трагикомедия: подсудимые вопили, что АЭС не взрывоопасны и подводить их под эту статью нельзя. Обвинение ехидно интересовалось: как же это не взрывоопасны, если в вашем присутствии и при вашем участии вон как рвануло?!

Впоследствии Дятлов посвятил этой концепции большой кусок книги — со ссылками на инструкции, нормативы, регламенты и бог знает что ещё. Чтение люто доставляет, с учётом того, что в той же книге он сам многократно кладёт с прибором на параграфы и регламенты, руководствуясь исключительно соображениями «не влияло», «не было принципиальным» и «хотелось побыстрее». 

Вот в чём с Дятловым нельзя не согласиться, так это в жажде анально покарать проектировщиков реактора, ибо никакие степени и звания не дают же людям права творить беспредел (см. пункт второй). Но любому здравомыслящему человеку, хоть сколько-нибудь понимающему советские реалии, понятно, что президент АН СССР (а именно он, А.Александров, был главным научным руководителем темы) слишком мощная фигура, чтобы её анально карать при безусловном и очевидном рукожопии самого Дятлова. Хотя по-человечески очень хотелось бы, да.

Восьмое. Десять лет спустя, в 1996 году, было опубликовано «юбилейное» интервью М.Горбачёва про чернобыльские события. В нём очень доставляют следующие слова:


Мне позвонили в 5 утра 26 апреля и сообщили, что на Чернобыльской АЭС произошла серьёзная авария и пожар, но что реактор цел.

Горбачёв, безусловно, относится к той категории мудаков, которые врут как дышат — на уровне инстинктов. Но в этом точно не врёт. Потому что несколько участников событий оставили воспоминания, в которых независимо друг от друга упоминают очень интересный факт.

Зампред Совета Министров Б.Щербина (курировавший, в частности, энергетику) на следующий день после катастрофы стучал кулаком по столу перед директором и главным инженером ЧАЭС и требовал с них план-график мероприятий по восстановлению реактора и вводу его в строй к 7 ноября того же 1986 года. То есть чтобы за шесть месяцев!

В этой ситуации доложить наверх, что всё под контролем — как за нé фиг делать. Парой фраз ниже Горбачёв стыдливо обмолвился: нет, ну я не думаю, чтоб мне так вот прямо в лицо врали… наверно, просто запаниковали… неправильно оценили…

Агащазблин. Попробуйте угадать, что потом стало с Б.Щербиной? Нипочём не угадаете — он только не слетел с должности, а был назначен преседателем комиссии по расследованию причин аварии и ликвидации её последствий.

И это никакой не заговор, нет. Это банальный кризис власти. Уже тогда, весной 1986 года, Совок был финально обречён. И лично для меня это стало самым ошеломляющим выводом из чернобыльской истории. Жаль только, что много позже… впрочем, на момент событий мне было-то всего 13 лет.