Книги: «Мертвец» (Эдуард Веркин)

m/Mertvets.jpg

Одним из постоянных заклинаний школьного курса литературы советских времён был «образ лишнего человека». Чацкий — лишний человек. Онегин — лишний человек. Печорин — лишний человек. Князь Мышкин — лишний человек. Раскольников силился понять, лишний он или не лишний. Рахметов — преломление образа лишнего человека… Ну и так далее.

Идиотизм ситуации заключался в том, что ни на одном из перечисленных примеров советский школьник объективно не мог понять суть этого образа! Потому что, во-первых, понять её можно, лишь чётко осознавая характер взаимодействия личности и общества, — а все эти авторы писали для взрослого читателя! Подразумевая его знакомство с этим характером в гораздо бóльших объёмах, чем доступно подростку. А во-вторых, у этих авторов описано общество вековой и более давности, знакомое подростку второй половины ХХ века… мягко говоря, не шибко хорошо. Потому что, в-третьих, связь истории с литературой «лучшая в мире советская школа» не показывала и не поясняла никак. Вообще. Абсолютно.

А ведь обсуждаемый образ — это горькая реальность. Отнюдь не выдумка классиков русской литературы и составителей школьных программ. Чтобы не ходить далеко за примером… ну, возьмём толкиновского «Властелина Колец». Ни разу не русская классика, а вовсе даже фэнтэзи христианского толка. Трудно, согласитесь, заподозрить этого автора в том, что его детские мозги были в своё время запудрены советскими преподавателями. А вот Фарамир у него — самый что ни на есть канонiчно расклассический образ лишнего человека! Хотя, конечно, чтобы это увидеть, надо отнюдь не питерджексоновскую опупею смотреть, а книжку читать, да вдумчиво, и лучше в оригинале…

Я это всё к чему? А к тому, что можно, оказывается, показать суть такого образа современному подростку на примере современного же общества. Ещё как можно! Тому примером — обсуждаемая книга.

Типичный современный российский город. Не большой и не маленький. И в нём три современных подростка… вот тут, правда, не скажешь, что прямо типичных — но, с другой стороны, ничего такого особенного.

Ну, Первый и впрямь типичен. Живёт себе, не процветая и не бедствуя, чем-то там увлекается, что-то там читает, что-то там пытается писать, на девчонку одну поглядывает неравнодушно. Нормально. Правда, всерьёз его никто не принимает, именно из-за этой нормальности. Вот его прибабахнутый младший братец, люто обожающий хоронить всяких усопших и погибших зверюшек (да не просто так, а с ритуалами и изысканиями!) — тот другое дело. Из этого в наше продвинутое время можно будет интересный бизнес замутить. А типично-нормальных вокруг как грязи и что ж теперь, каждого всерьёз воспринимать? Ещё чего не хватало.

Второй… да в общем, тоже недалеко ушёл от типичного. Бегать за девками, огребать неприятностей, втравливать в неприятности других, строить планы мести и через них огребать новых неприятностей себе и другим — за круг обыденного вовсе не выходит. А вот умение пошутить так, что услышавших/увидевших шутку будет потом ещё пару часов тянуть проблеваться — это таки выходит. Но и чем-то исключительным отнюдь не является… я сам так умею, правда у меня это умение не является натурой. В отличие от Второго.

Зато Третий… Третьего уж точно типичным не назовёшь. Но он в этом определённо не виноват — не то врождённая болезнь, не то родовая травма, долго вникать, идея и так понятна. Как следствие, выглядит бедняга так… нехорошо, в общем, выглядит. Хотя вообще-то умный, образованный и любознательный парень… опа, а это ведь в наши дни тоже не назовёшь типичным.

Приключения у этой троицы получаются… ну, скажем так, типично веркинские. Первый — протагонист, Второй — собственно генератор приключений. У Третьего роль хитрая, что-то вроде заземления. Которое само по себе вроде ничего не делает, но в сочетании с чем-то другим создаёт разность потенциалов и все вытекающие последствия.

Абсурдность последствий зашкаливает. Она временами перекрывает даже уровень «Кусателя ворон», хотя, казалось бы, и невозможно. Правда, в отличие от тамошнего абсурда (почти всегда ржачного), здешний абсурд нейтрален и первозданно-незамутнён. Абсурдус натуралис максимус. Ржаки, впрочем, тоже хватает, — чего стоит эпопея с усопшей псиной городского мэра.

Но ради одной только ржаки читать «Мертвеца» точно не стоит. В целом-то абсурдность происходящего страшненькая. Нет, не в смысле хоррора. А в том смысле, что концовка приводит героев к тем самым «образам лишних человеков». Вполне доходчиво (более чем!) и весьма убедительно. И, что самое страшненькое, применительно к себе. Озвучен сей итог, правда, устами Второго — а тот, как мы помним, дурак, и шутки у него дурацкие, — но что, если это правда?!

А самое-то страшненькое может получиться, ежели читатель задумается о том же самом тоже применительно к себе… и это ведь тоже может оказаться правдой. С другой стороны, если и не окажется — читатель, по крайней мере, прояснит для себя вышеупомянутую концепцию русской литературной классики, одну из ключевых для ХIХ века.

Что, в общем-то, тоже неплохо и немало.