Довольно позорно в тринадцать лет ходить без метки — спросите кого угодно, и кто угодно вам подтвердит. Ну, может, не кто угодно, но четверо из пяти точно подтвердят. Ко мне всё это, впрочем, не относится.
Во-первых, я на эти тринадцать лет просто не выгляжу, и впереди у меня этих лет ещё… побольше, чем у других. Некуда торопиться. А во-вторых, родители давно объяснили, что тут в любом случае нужно просто немного подождать.
Всем так объясняют, наверное, но в моём случае родителям уж точно верить можно. Потому что ждать они умеют как никто. В прямом смысле. И мне придётся научиться — сам выбирал, в конце концов.
Ну, а про то, что на чужие глупости не стоит обращать внимание, и говорить нечего. Этому уж научился… вернее, научили. Век не забуду, а то и дольше.
Я валялся на своём любимом месте — его за день так хорошо солнцем нагревает, потом несколько часов тепло — и листал один из альбомов тёти Гэри. Собственно, у нас больше читать нечего, да только и те альбомы читать не перечитать, я ещё даже трети не осилил.
Солнце зашло с полчаса назад, кого другого на моём месте родители могли бы и шугануть — а вот нечего читать в темноте, глаза портить! — но ко мне это опять же не относится.
По тропинке снизу затопали копыта. Я поначалу решил было, что кто-то из старших возвращается, но потом стало слышно получше — нет, это явно не из наших. У наших-то я все походки знаю.
Из деревни, стало быть. После захода солнца. Очень интересно. И это при том, что я никаких поводов к таким визитам не давал, я у деревенских вообще неделю как не появлялся. Значит, что-то случилось… ну, сейчас отец выйдет и разберётся. А заодно и я услышу.
Ого, сам староста пожаловал. Это не просто что-то случилось, а наверняка что-то серьёзное. Хотя кто их разберёт… после того случая сюда вообще стараются лишний раз не заходить, а староста — он вроде как местная власть, и кому же как не ему?
А вот и папа. Как всегда при посторонних, в этом плаще с капюшоном.
Дурацкий обычай, по-моему. Для деревенских мы какая-то чуднáя община со своими понятиями, они к нам и так не лезут… а нет: метки плащами закрывать и через раз обращаться друг к другу по изменённым именам. Чтобы, значит, не знали, сколько нас здесь и кто есть кто. Они и так не знают, можно спорить.
Хорошо хоть, на меня эта ерунда не распространяется, меня ни с кем из наших всё одно не спутаешь. Хотя полным именем тоже не зовут: на будущее вроде как.
— Чем можем помочь, господин староста?
— Беда у нас, господин…
— Тингл.
Надо же, папа настоящим именем назвался. Хотя понятно: если беда, тут не до увёрток. Чтобы, значит, говорить как есть и на лишние соображения время не тратить.
— Беда, господин Тингл! Стена дома обвалилась и крыша рухнула. Четверо внутри были…
— Развалины разбирать нужно? Нас здесь сейчас только трое, но…
— Это-то мы сами! А вот покалечило их… одного серьёзно… племянник мой…
Племянник старосты? Помню его. Он тогда вторым бросил в меня камень… а первым, кстати, был внук. Ну, тот вообще полный дурак, как не в деда…
— Спрингсайн!
Тётя выскочила из пещеры уже с сумками, она у нас травница. Слышала разговор, конечно.
— Сайни, что тут можно сделать?
— А что сделаешь? Боль снять. Раны обработать и перевязать. Вывихи вправить, переломы собрать и шины наложить.
— Обе задние ноги раздробило в осколки… — всхлипнул староста.
Тётя безнадежно присвистнула:
— Это настоящий врач нужен! Хирург. И то неизвестно, чем кончится. Что смогу, конечно… — Она сделала движение умчаться, но папа остановил:
— Стой! Если нужен врач… возьми маячок…
Он кинул ей телекинезом стеклянный шарик. Тётя подпрыгнула, поймала его сумкой и унеслась по тропинке.
— Телепортация?! — Староста подскочил. — Вы… можете?
— Нет, к сожалению. Слишком редкий дар, даже по нашим меркам. Мои таланты лежат в другой области.
Это да. Папин талант — погодная магия, даром что он не пегас, а единорог, у него и на метке молния. Ещё бóльшая редкость, кстати.
— Тогда как?
— Ближайшая настоящая больница, при которой точно есть мастер телепортации — в Толл-Тейле. Нужно отнести туда парный маячок.
— Думали уж! Не маячок, а хоть письмо… деревню нашу там и так знать должны. Никто из наших не взялся: ночь, далеко… да вы ж их сами знаете, они и днём-то…
Знаем. Деревня фермерская, пегасов в ней одна семья, пятеро, и те все земные. Самое большее, котёнка с дерева снять могут. Собственно, у них и единороги примерно такие же.
— На ваших надежда… ох… — Староста как сдулся. Посмотрел на меня, на тропинку, по которой тётя убежала. — Трое вас сейчас, вы сказали? Ну, значит, всё…
Интересно, это то, о чём я думаю?
— Чейзи! Ты всё слышал.
— Да, пап. — То самое, оно и есть. Я развёл крылья, глянул на перья. В порядке, конечно. Закрыл книжку и встал.
— Э… вы что задумали, а? — до старосты тоже начало доходить. — С ума, что ли, сошли? Мало нам своих четырёх калек, ещё и вашего парня гробить?!
— Парня не так-то легко угробить. Ваши дети, помнится, не смогли.
Староста аж пятнами пошёл, я прямо залюбовался. Однако настырный он, этого у него не отнимешь.
— Нет уж, вы как хотите, а я…
— Чейзи, сходи пока за сумкой.
Я потащил книгу на место. Пока искал в пещере сумку, снаружи было тихо. Насколько я знаю папин арсенал…
Ага, точно. Стоит пан староста, как чурка с глазами… собственно, так это заклинание и называется. Всё видишь, всё слышишь, а пошевелиться или вякнуть никак. Оно боевое вообще-то, хоть и «чистое»… в меня сколько раз им прилетало, когда учили на земле драться.
Папа рассматривал высвеченную на земле карту, а рядом с ним лежало придавленное вторым маячком письмо — успел уже написать как-то.
— Где там в Толл-Тейле больница, я не знаю, да и неважно. Добраться до любого пригорода, там поднять тревогу и дальше уже всё сделают сами. Полетишь?
— Нужно.
— Так. Сколько у тебя уйдёт времени?
— Часа три где-то, может чуть-чуть меньше.
— Не много? Я твою скорость знаю, скоро маму догонишь. Даже с поправкой на усталость я бы сказал — два с половиной.
— Не по прямой же, вот так… — Я черкнул копытом по земле: длинная линия немного в сторону от Толл-Тейла, потом покороче уже в сам город.
— Смысл?
— Мама сто раз говорила, в таких случаях надо не быстрее, а чтобы точно долететь. Это два звёздных курса, мне по ним легче будет держать.
— Ну, тут я тебе не советчик. А поворачивать как будешь?
— Вот же озеро. Ориентир. Ночь лунная, отражение далеко видно.
— Отражение… я бы на твоем месте не слишком на него рассчитывал… — Папа говорил рассеянно, видимо в этот момент «брал погоду». — Смотри. — На карту наложилась иллюзия.
Я как глянул, так у меня и вырвалось. Мне такие слова по возрасту не то что говорить — знать не полагается. Папа, впрочем, пропустил мимо ушей.
— Ну? Видишь, облачность сплошная.
— Поднырну пару раз, сориентируюсь. Озеро здоровенное, увижу и без отражения.
— А если внизу гроза? Вот эта как раз туда движется. Тоже поднырнёшь? Или ты уже нырял в грозу?
Ой, неудобный какой вопрос… Врать нехорошо, а ответить «надвое» никак — спрошено слишком уж прямо.
А лезть в грозу мне запрещали не то что сто раз — наверно, все сто тысяч, если не больше.
— Значит, воспользуюсь самой грозой как ориентиром.
— Ненадёжно.
— Ну, поверну по счислению.
— Смотри, не наисчисляй там. Ветер.
— Пап, я умею считать снос, меня дядя Винд Виспер учил. Представляешь два круга по соотношению скоростей, тогда проекция с ветрового на курсовую линию…
— Достаточно. Этот экзамен ты сейчас будешь сдавать не мне и даже не дяде. Что я могу сделать? Взлётный коридор сквозь облачность пробью. Начальный курс подсвечу… ты знаешь как. Где-то полчаса точная трасса у тебя будет.
— Помигай через десять и двадцать минут, ладно? Посчитаю взмахи, будет ещё один ориентир.
— Хорошо… Храни тебя Ночь…
Вокруг моих плеч обвились ремни нагрудной сумки. В сумку лёг обёрнутый письмом маячок.
— Пап, не беспокойся. Вы в тринадцать лет уже… — ой, тут же староста.
— Это не то, к чему следует стремиться. Подожди! Если почувствуешь, что выдыхаешься или теряешь ориентировку — спускайся и садись немедленно! Хоть через грозу, хоть как! В любой город, в любую деревню. Ты вестник беды и вправе требовать любую помощь — тебе не могут отказать, это закон! Гордость здесь неуместна, понял?!
— Знаю, пап, но я долечу.
Я ушёл в ночное небо, где передо мной уже начинали расходиться облака. В вертикальном створе развернулся луч.
На самом деле это не луч вовсе, и видно его не глазами. Какие-то колебания воздушной магии, главное что им ни облака, ни ветер не мешают, и пегасы их чувствуют. Из наших единорогов такое только папа умеет, и то говорит, что случайно освоил.
Облака остались внизу, коридор затянулся. Здесь всегда хорошо — не болтает, видно далеко, сверху яркие звёзды. Летать, не видя земли, совсем не страшно, а в детстве так даже и лучше: на облака можно лечь. Маленьким жеребятам так и вдалбливают: если устал, запаниковал или заблудился — заваливайся на первое облако, раскидывай ноги в стороны, заякоривайся и ори благим матом.
В моём случае, правда, это не сработает — тут хоть заорись. Даже просто отдохнуть не получится, я в такой ветер с облака уже не взлечу. Здесь-то он много сильнее чем у земли, а массы у меня маловато, сдует и понесёт. Скорости ветра можно противопоставить только свою скорость, и терять её нельзя. Про это даже поговорка есть неприличная.
Луч замигал. Десять минут и… шестьсот десять взмахов. Немного, хотя оно и понятно: взлёт и набор съели. Дальше должно быть где-то под семьсот.
Ветер, к слову, не самый плохой. «Справа вползадницы», он хоть и сносит, но и ускоряет тоже. И ровный… тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, конечно. И гроза, похоже, будет — вон как впереди сверкает. Пока, правда, трудно сказать, там это или не там.
Кстати, даже если меня и снесёт, то в нужную сторону, я ж начальный курс правее взял. Нет, это я правильно трассу выбрал…
Снова замигало. Шестьсот девяносто. Ну правильно, дальше чуть подустану, взмахи будут чаще, как раз по семьсот и получится. Главное не частить слишком сильно, от этого устанешь моментально, мама все уши прожужжала.
Над облаками ночью очень красиво, гораздо красивее чем днём. Солнечный свет почти не оставляет теней: сверху голубое, а снизу белое и серое, вот и всё, ну иногда земля чуть просвечивает. Зато ночью в лунном свете сразу понимаешь, что облака объёмные — сплошные тени и всё постоянно меняется. А звёзды яркие и большие, здесь их всегда видно.
Отсюда даже грозы нестрашными кажутся. Ну, облако и облако, выпирает вверх каким-то куполом или наковальней, внутри что-то светится и переливается. Залюбоваться можно, если, конечно, не знать, чтó там на самом деле творится.
Пятьсот семьдесят. Луч уже почти не чувствуется — папа обещал полчаса, на самом деле выходит чуть меньше из-за попутного ветра. Ну, почти попутного. Пора прекращать цепляться за него и переходить на звёзды, всё равно я его через минуту потеряю.
Семьсот. Считаем, полчаса прошло. Как держать к ветру, я за эти полчаса уже понял — с учётом сноса получается час с четвертью до поворота, курсовая линия по звёздам в левую бровь. Ещё семь раз по семьсот взмахов… Луна к тому моменту должна оказаться вот здесь.
Только бы ветер не переменился, тогда после поворота он станет совсем попутным, можно будет даже отдохнуть немного… в смысле, крылья расслабить. Нет, вроде в задницу дует всё так же и с той же силой. Так, между прочим, и говорят — «чувство задницы», это выражение у пегасов даже неприличным не считается…
Звёзды — это мои друзья. Они никогда не предадут, никуда не денутся и всегда подскажут, надо только их подсказки понимать. Я ещё учусь, но многое уже понимаю.
Дядя Найтфлайер учил меня по-своему. У него каждая звезда — это кто-то или что-то. Со своим именем и характером. Линия между двумя или тремя звёздами — маленькая история, связывающая их. Звёздная трасса — целая сказка.
По звёздной трассе и лететь надо так же, как рассказывать сказку. Если уверен в себе и своей фантазии, слова приходят сами и складываются в сюжет. Если уверен в себе и своих крыльях, звёзды сами ведут тебя и не дают заблудиться. Ночной полёт — это сказка, рассказанная для Ночи. А хорошо рассказанная сказка никогда не закончится плохо.
Мне пока далеко до дяди, но я ещё буду сказочником. В небе и на земле. Эта сказка первая, но я расскажу их ещё много — для Ночи, звёзд, Луны… и всех, кто захочет слушать.
Каждый выбирает для себя — я выбрал. Первый раз в девять лет, сегодня во второй.
Шесть раз по семьсот и ещё полтысячи. Луна на месте. Пора думать о перемене курса. Внизу, однако, плохо.
Прямо подо мной грозовой очаг — папа не ошибся, когда сказал, что мы с ним придём на точку одновременно. Вокруг дождь. Спускаться нельзя.
Через грозовое облако вообще можно спускаться только одним способом — пикировать со сложенными крыльями, падать то есть — и только в одном случае, когда надо срочно сесть. Лететь под ним… так это верный способ схлопотать молнию, а чтобы лезть через грозу обратно вверх, надо быть больным на всю голову. Там такие восходящие потоки, что взрослому дракону крылья переломает. А нырять под дождевое облако — ну, тут страшного, конечно, ничего не случится, вот только я с намокшими перьями продержусь в воздухе от силы минут пятнадцать. А надо ещё минут сорок.
И не факт вообще, что я в дождь сориентируюсь. Видимость падает так, что даже моё зрение не поможет. Надо поворачивать по счислению — я всё делал правильно, да и папин расчёт на грозу тоже кое-чего стоит.
Три нужные звезды встают в линию прямо по носу: сказка продолжается. Ветер теперь прямо в зад и уже не сдувает хвост на сторону. Считаем — сорок минут, четыре раза по семьсот, две тысячи восемьсот то есть. На самом деле должно быть побольше, я уже подустал и взмахи участились, но ведь и ветер теперь помогает сильнее.
Мне сейчас лучше ошибаться в меньшую сторону: сверх четверти часа не промахнусь всё равно. А четверть часа я и под дождём дотяну, попутный ветер поможет… но вот если перелечу, то обратно он будет встречным, и тогда ой. Луна через сорок минут должна оказаться… ага, в сáмом-сáмом уголке левого глаза, очень удобно.
Может, чуть-чуть расслабить крылья и отдохнуть на лету? Нет, не стоит: лишний пересчёт скорости — это лишний шанс где-нибудь ошибиться. Не настолько уж я устал, в крайнем случае отдохну на последнем участке. Там всё будет на глазок, и считать ничего не понадобится.
Кстати, как я этот Толл-Тейл опознаю? Никогда там не бывал, ни поверху, ни снизу. Впрочем, город не самый маленький, других таких рядом нет. А в немаленьких городах и по ночам огней хватает, как-нибудь увижу. Папа правильно сказал: достаточно сесть в любом пригороде и шум поднять, дальше местные уже без меня разберутся. Это и побыстрее будет, чем если я сам начну больницу искать.
Но сначала нужно долететь. Пока не встал на земле как вкопанный и не сложил крылья — полёт не окончен.
Две тысячи. По счёту выходит почти тридцать минут, а по Луне — чуть больше двадцати. Луна надёжнее. Плохо, устал. Два с лишним часа настоящего полёта, это всё-таки совсем не то что с деревенскими те же два часа в ненастоящий бакбол играться.
Впрочем, игры уже несколько лет как кончились… да оно и к лучшему. Когда не тратишь на них время, его остаётся гораздо больше на учёбу и тренировки. А если ещё и в школу ходить не нужно, так учиться совсем ничего не мешает.
Они там до сих пор яблоки и груши считают, а меня учили считать углы, скорости и время. У них там книжки по истории, а мне и так расскажут, как оно было… ой, что-то я отвлёкся. Надо же считать.
Подходит три тысячи, с поправкой как раз сколько надо. Вот и Луна подтверждает: чуть повернуть голову, и она уходит из поля зрения. Можно спускаться, заодно и крылья немного отдохнут.
Пробивать облака не люблю, что снизу вверх, что сверху вниз. Когда привык днём и ночью видеть почти одинаково, а тут вдруг не видишь дальше собственного носа… в общем, по нервам бьёт. Мама, тётя и оба дяди примерно то же самое говорят. Ладно хоть, дождя внизу нет, сталкиваться тут по ночному времени не с кем и не с чем… безопасно, но всё равно неприятно.
На спуске крылья почти не работают — так, только чтобы скорость поддерживать, а подъёмная сила не нужна. Мимо земли ещё никто не спускался. Тут самое главное не расслабиться, потому что на посадке они очень даже работают. Особенно в ветер.
А ветер… сильный он, в общем. Очень сильный. Зато вот внизу есть просвет в облаках, можно как раз в него и нырнуть по-быстрому.
Когда пикируешь в облако, это выглядит немного жутковато: оно несётся на тебя и кажется, будто сейчас врежешься. Но это ерунда, нужно просто помнить, что оно облако, а не земля, и ты его хочешь именно пройти, а не встать на него. Если будешь думать о нём как о поверхности… да тоже, в общем, ничего страшного — получишь как с размаху подушкой по морде, неприятно, но не смертельно. Пилотаж на малых высотах вот так и отрабатывают, над облаками.
Просвет затягивается, но я уже проскользнул. Теперь нужно понять, где именно.
Белёсая дорога — это, конечно, не дорога, а речка. Облака отражает, потому и выглядит так. По карте, Толл-Тейл к северу от неё, то есть от меня правее. Какие-то огоньки там есть, и для обычной деревни, пожалуй, многовато. Три-пять минут до них… будем исходить из того, что мне туда. Больше просто некуда, я всё правильно делал.
Последний вопрос: куда и как садиться. Ну, «куда» — тут особого вопроса нету. К первому же дому, лишь бы площадка перед ним была и свет в окнах горел. Тогда, даже если навернусь, достаточно будет просто поорать — услышат, выскочат и дело сделано. А вот «как»… это сложнее.
Сейчас сильный попутный ветер мне только пакостит. По всем правилам, заходить нужно против него… взрослые-то могут как угодно, а я слишком лёгкий — не удержусь на ногах, собьёт, покатит, тут недолго и самомý поломаться. «Строить коробочку» с обратным разворотом? Это заход по-над крышами, об которые может приложить порывом, тоже не сахар.
Развернусь и зайду вполветра, со скольжением. С боковым у меня вроде неплохо получается, ноги-то сильные. Вон к тому дому: там и свет в окнах, и лужайка перед ним изрядная.
Разворот выглядит со стороны страшновато, но на самом деле не так уж сложен. Правое крыло поджать, перья сложить; левое развернуть и выгнуть, перья растопырить; ногами отбалансировать вправо — куча сил собирается вместе и горизонт встаёт вертикально. Но сам при этом только тяжелеешь, а внутренние «верх» и «низ» никуда не сдвигаются.
Чуть отбалансировать обратно, и ноги в посадочное положение, сейчас земля передаст привет от ветра…
Секунду, а с чего это листву выгнуло по моему посадочному курсу?! Сдвиг ветра?! Какого се…
Мать моя пегасиха!! Да как же это, оказывается, больно-то — гасить боковую скорость задницей об дерево!!! Как будто единоразово оптом выдрали за все проделки с сáмого рождения!
Хруста вроде не слышалось, сломать ничего не должен был. Есть там у меня ещё задние ноги или как?! Вроде есть… и даже шевелятся… а хвост? И хвост шевелится. Встать-то получится?.. Ой, нет, лучше и пробовать не надо!!
Одно хорошо — драть меня за такую посадку теперь точно не будут. Просто смысла никакого нет: всё, что могло прилететь по этому месту, по нему уже прилетело. Вон, аж целое дерево. Главное, обидно-то как, на самом финише!
Сказка не закончилась плохо — она закончилась по-дурацки. Впрочем, она ещё и не закончилась, я ж сюда не просто так летел. Дурак я, дурак и есть: надо было сесть на каком-нибудь поле за городом, аккуратно, как положено, и дальше ногами!
Похоже, придётся засунуть гордость в пострадавшее место и орать благим матом по детскому рецепту. И поору. Но… чуть позже.
Должна же быть хоть какая-то польза от этих жеребячьих забав с деревенскими земнопони? Вот камешек подходящий — поставить его аккуратненько на землю, наподдать как следует передним копытом…
Есть, есть польза — попал! Окно вдребезги, а вот теперь можно и поорать.
— На по-о-о-о-омощь!!! Пожа-а-а-ар!!!
Когда нужна помощь от кого незнакомого, всегда лучше орать «пожар!» Тут гарантированно выскочат, хотя бы из одного любопытства. А на что другое могут и не выскочить.
Вот, выскочили.
— Я здесь!
Единорог. Не молодой уже, но ещё и не старый.
— Здесь?! А пожар у тебя щас будет… знаешь, где?!
Знаю-знаю. Уже, и именно там.
— Письмо… в сумке…
Я попытался отклониться, чтобы удобнее вытаскивать — у него телекинез есть, вот пусть и тащит, — и вдруг завалился набок. Сколько раз слышал выражение «повело»… вот так оно, оказывается, и бывает. Усталость, что ли, накопилась?
А тип сообразительный. Замолчал, вытащил, развернул, засветил огонёк на роге. Буквально один взгляд кинул, и тут же заорал ещё громче меня:
— Астрик! Лови! Дуй в больницу, мухой!! — Он перебросил письмо и шарик куда-то в сторону дома, там затопали.
— Четверо покалеченных… переломы… тридцать миль к востоку от…
— Цыц! Там всё написано, через несколько минут отнесут куда надо. С тобой что?
— Садился боковым… попал в сдвиг…
— Не понял ни рожна… Ладно, расслабься. Расслабься, кому сказано!
Тем же телекинезом меня подняли и как тряпочку потащили в дом.
— Устал?
— Я… да.
— Щас. В кои-то веки хоть какая-то польза от тёщи с её бессоннницей… — Меня сунули в кровать под одеяло, в зубы сунули кружку: — Пей!
Что-то сонное, судя по вкусу. Ладно, это пусть. Теперь можно.
— Ну-ка, что там у тебя… Ого! Красота неописуемая… а впрочем, ерунда. Жить будешь, бегать будешь, летать будешь. Спи давай, всё завтра.
Хлопнула дверь, за стеной почти сразу забубнили. Я, пока ещё не отключился, прижался ухом и стал подслушивать.
— Что там? Самого бы врачам показать…
— Завтра придут героя хвалить, заодно и посмотрят. Нет там ничего серьёзного, синяк во весь круп, только и всего. День полежит, пару дней похромает и зубами поскрипит… сидеть, правда, недельку не сможет. Там как раз его родня заберёт или сам улетит. Я бы на второе поставил.
— А он откуда хоть взялся-то?
— Из… э… Тьфу. Прикинь, из головы уже выскочило. Там было написано, да я это название сроду не слышал. Явно не с хутора на выселках, если уж и маячок тащил.
— Это кто ж его додумался в ночь посылать… Пацану лет одиннадцать, а тут взрослый-то не каждый…
— А это не нашего с тобой ума дело. Кто посылал, тем небось на месте виднее было. Завтра проснётся и расскажет… если захочет, конечно. Может, там больше просто некому. Парень-то свою метку не зря носит…
Какую метку, у меня же… Да нет, я же вот несколько минут назад себя осматривал…
Кое-как изогнувшись, я стащил зубами одеяло. Ух ты, синячище и впрямь знатный, во всё то самое место!..
Звезда и указывающая на неё компасная стрелка.
Это хорошо. Я всегда хотел, чтобы у меня была «ночная» метка… ну, со звездой или с Луной.
Потому что я же ведь всё-таки…
