Книги: «Похождения бравого солдата Швейка» (Ярослав Гашек)

s/shvejk1.jpg
12 июля 2016 (10:05:54)

Когда-то ещё в школе я шокировал преподавательницу литературы утверждением о том, что главными героями «Похождений бравого солдата Швейка» являются агент Бретшнейдер, фельдкурат Кац, надпоручик Лукаш и поручик1 Дуб — именно в таком порядке.

— А как же Швейк?! — возопила «литераторша».

— А он не персонаж, — ответствовал я. — Он этот… как его… ну, символ2. Он как бы даже и вообще не человек. Ну… вот вроде волшебной щуки в русской сказке. Или нет! Вроде джинна в арабских сказках, вот!

Хохмы хохмами, а эту точку зрения я не поменял до сих пор. Давайте-ка посмотрим на роман Ярослава Гашека внимательней.

Джинн из арабских сказок — существо, обладающее определённой волшебной силой. У Швейка она тоже есть, но очень специфическая. Он, в отличие от джинна, не может разрушать города и воздвигать дворцы — его сила в том, что над ним не властны никакие обстоятельства. Подчеркну: это отнюдь не значит, что он сам как-то властен над обстоятельствами! Тут две большие разницы.

Вспомним: кто первый попытался проявить власть над Швейком? Правильно, агент Бретшнейдер. Продолжая аналогию с арабскими сказками, его можно сравнить с магом, захотевшим обуздать джинна и подчинить своей воле. В случае неудачи такие попытки заканчивались для магов очень печально.

Но ведь и с Бретшнейдером было именно так! Обуздать джинна… тьфу, посадить Швейка ему не удалось — тот достаточно быстро вновь оказался на свободе. А что же сам горе-обуздатель? Да ничего… в прямом смысле ничего от него не осталось. Был заживо сожран сворой псов-уродов, за которых сам же и отвалил Швейку почти три сотни казённых крон. Не шибко аппетитная кончина, знаете ли, вполне в духе мстительного разъярённого джинна.

Следующим по сюжету хозяином джинна… тьфу, Швейка оказался фельдкурат Отто Кац. И как он им оказался? Освободил (в прямом смысле), не желая тому зла и не имея в его отношении задних мыслей. Это тот случай, когда джинн становится благодарным слугой освободителя, готовым выполнять его прихоти и пожелания.

Но ведь и с Кацем было именно так! Будучи у него на службе, Швейк выполнял свои обязанности вполне исправно3 и старательно. Получив то или иное поручение, делал требуемое с энтузиазмом и перевыполнением. Велели ему обойти нескольких офицеров и хоть как занять хоть у кого-нибудь хоть сколько-нибудь денег — сумел занять у всех. Велели ему раздобыть три бутыли какой-то там особенной настойки — раздобыл пять. Высказали господин фельдкурат идею заложить рояль и продать диван — к вечеру эта идея уже реализована. Ну и так далее. Даже «елей, освященный епископом» Швейк отыскал без проблем, а это уж действительно задачка! И что интересно — на службе у Каца Швейк честно выполняет всё порученное, «без дураков». Хотя уж кто-кто, а он величайший мастер саботировать приказы, прикрываясь крайней степенью исполнительности.

Здесь же на службе у Каца мы можем видеть ещё одну демонстрацию волшебной силы Швейка. Вспомним: фельдкурат проиграл надпоручику Лукашу сто крон, поставив эквивалентом оных своего денщика. Обстоятельства сложились явно не в его пользу, но Швейку раз плюнуть — жестом фокусника он вытаскивает откуда-то те сто крон и протягивает хозяину. Ну нет у обстоятельств власти над Швейком! И только когда Кац проиграл повторно… ну, тут уже и не обстоятельства, со второго-то раза это явно выраженная хозяйская воля.

Причём Швейк оставляет хозяина по-доброму. Каца, в отличие от Бретшнейдера, не постигают никакие ужасы, и ему даже остаётся рецепт замечательного грога. С другой стороны — а так ли уж нужен был фельдкурату подобный талисман против обстоятельств? У него ведь и у самогó есть что-то подобное — национальная еврейская изворотливость в сочетании с дурацким везением. Как мы узнаём из послесловия к первой части, Кац без потерь и проблем пережил мировую войну4, потом вполне благополучно продолжая жить-бухать в качестве мелкого торгового агента.

Но вернёмся к Швейку. От Каца он перешёл к Лукашу, и это, безусловно, самый интересный случай. Опять проводя аналогию с арабскими сказками — джинн абсолютно легитимно, подчиняясь неким «правилам игры», оказался под властью человека, которого он сам не хочет признавать своим хозяином, но и злых чувств к нему не питает. Джинн выполняет приказания хозяина — он обязан! — но ищет в них лазейки, позволяющие эти приказания… гм… творчески интерпретировать. И если хозяин допустил в формулировке хоть малейшую неточность — это уж проблемы хозяина.

Но ведь и с Лукашем всё происходит именно так! При этом, что самое-то смешное, творческие интерпретации джинна… тьфу, Швейка не идут во вред хозяину: как мы помним, он не испытывает к тому злых чувств.

Велели господин надпоручик своему денщику выполнять прихоти своей любовницы — Швейк выполнил. Наставив Лукашу рога… ну так и Лукаш сам с той дамочкой наставляет рога её супругу. Дело житейское, уж кто-кто, а господин надпоручик такие дела понимают.

Распоряжение подыскать домашнюю собачку, как мы помним, обернулось для Лукаша путёвкой на фронт. Но ведь он и сам на фронт просился! Он, конечно, ещё не представляет себе толком, что это такое, ему это ещё предстоит… но уж здесь-то Швейк точно ни при чём.

История с любовным письмецом к приглянувшейся мадьярской бабёнке (точнее — бабёнке мадьяра) вовсе обернулась для Лукаша националистическим скандалом. Зато сильно укрепила его репутацию первостатейного ловеласа и дала возможность немного отдохнуть от Швейка. Которого к тому же повысили из денщиков в ротные ординарцы.

Ну и так далее. Так, для порядку, вспомним ещё анекдотический случай, когда по приказу Лукаша Швейк честно раздобыл бутылку коньяку, но сам же её и выдул, а зуб у господина надпоручика остался при этом на швейконенавистника Дуба (о котором чуть позже). Сюда же мародёрство курицы и т.п.

Интересно при этом, что Лукаш не возненавидел Швейка — орал на него, угрожал… но терпел и никак не мстил. Возможно, именно поэтому на него перешла часть той самой волшебной силы — не быть подвластным обстоятельствам. С нервами и приключениями, но обстоятельства либо ничего толком не меняют, либо обращаются к пользе господина надпоручика. Вот только большой вопрос — это дар или проклятие? Ооочень большой вопрос!

Положа руку на сердце — вот можете ли вы себе представить, чтобы Лукаш вернулся с войны героем? Грудь в крестах, а погоны в звездáх? Словами отвечать не обязательно, ваш гомерический хохот сам по себе есть ответ на вопрос. С таким непосредственным подчинённым, как бравый солдат Йозеф Швейк, сие абсолютно немыслимо.

Зайдём с другой стороны. Можете ли вы себе представить, чтобы Лукаш на этой войне геройски погиб обычной смертью пехотного офицера — от пули или осколка? Я задавал этот вопрос нескольким людям, хорошо знающим роман. Практически все отвечали, что вряд ли. То есть в принципе может быть5, но едва ли. Ну не должно оно в присутствии Швейка быть так просто и заурядно. И сам я придерживаюсь этой точки зрения.

А если взять промежуточный вариант — Лукаш вернулся с войны более или менее целым, пусть даже и не совсем невредимым, — то чтó представляется вам более вероятным? Выберите одно из двух: вернётся ли он «как все», или же попутно влипнет вместе с тем же Швейком во все мыслимые и немыслимые дурацкие приключения? Можете опять не отвечать словами, и так по глазам видно, что второй вариант… И я с вами опять же всецело соглашусь.

Если обратиться к реальной истории, то с парочки «Лукаш+Швейк» вполне сталось бы оказаться сначала в русском плену, потом в рядах чехословацких легионеров, потом вляпаться в транссибирский анабасис (где Лукаш всплыл бы командиром одного из эшелонов), совершить кругосветное путешествие, вернуться в независимую уже Чехословакию… И быть бы там Лукашу (к тому времени, конечно, уже не надпоручику, но — майору самое большее, и большего ему никак не дано) до конца жизни начальником каких-нибудь армейских курсов или какого военного училища, осчастливив ещё премногих дамочек…

Кстати, вот на транссибирский анабасис с участием Швейка я бы посмотрел! Уверен, там было бы на что посмотреть! Меня бы, например, нисколько не удивило, если бы эта парочка… ну, скажем, влипла в историю с колчаковским золотом, и реально подержала бы его в руках, а потом прос… просто утратила бы его каким-то неимоверно анекдотическим способом, из тех, что случаются раз в тыщу лет, а кому расскажи — не поверят же, и даже рассказывать-то стрёмно из-за глупости случившегося.

Вот как-то примерно так мне и видится бравый солдат Швейк — в роли народного архетипа сказочного джинна. Осталось упомянуть только ещё одного из названных мной персонажей — поручика Дуба.

Но с ним как раз всё совсем просто. В антураже арабских сказок он — глупый придворный шут, дерзнувший зло дразнить могущественного джинна. Не более того. И судьба его должна быть соответствующей: не настолько ужасной, конечно, как у Бретшнейдера… но ему от этого всё равно не легче.

А спорим — господина поручика Дуба найдут однажды в сортирной яме зарезанным либо удавленным? И никому за это ничего не будет: соберутся господа офицеры, посмотрят на сие неприглядное зрелище, плюнут с отвращением, да и напишут протокол. Так, дескать и так, — тщательное расследование установило, что господин поручик, будучи «натянувшись зельно пьян», свалился в оную яму, да там геройски и захлебнулся смертью храбрых во славу государя императора, аминь. И через полчаса об этом инциденте, равно как и о самóм господине поручике, забудут.

Впрочем, есть у меня сильнейшее ощущение, что поручик Дуб и без всякого там Швейка завершил бы свою армейскую карьеру точно таким же образом…


  1. В русском переводе Богатырёва Лукаш и Дуб — поручик и подпоручик соответственно, но в оригинале именно надпоручик и поручик. На уставном языке австро-венгерской армии — Oberleutnant и Leutnant. Я в момент описываемых событий давно был знаком с оригиналом. 

  2. Тогда я ещё не знал слова «архетип», а то непременно употребил бы его. 

  3. Возможно, Швейк немного перегибал палку при доставке нетрезвого фельдкурата домой… но, с другой стороны, это ж дело такое, что излишняя деликатность может только навредить, а действовать надо в высшей степени энергично и решительно. 

  4. Что само по себе уже очень даже неплохо для здорового мужика призывного возраста! 

  5. Вроде бы есть экранизация, заканчивающаяся именно такой смертью Лукаша, тело которого Швейк потом на руках выносит с поля боя. Но это откровенная бредятина, которую мы решительно отметаем.