Выражаясь современным языком, Леонид Соловьёв был эпическим троллем. Нет, правда. Вот вам лишь
В 1930 году Соловьёв издал книжку «Ленин в творчестве народов Востока», в которой привёл множество стихов, песен и сказаний про дедушку Ленина, собранных по всяким среднеазиатским аулам и кишлакам (в которых автору, действительно, доводилось бывать). Естественно, это было напечатано «со свистом», и за последующие три десятка лет на материале сего фольклора написано немало исследований и защищено немало диссертаций. А в конце 1950-х годов Соловьёв признался, что весь этот эпос сочинил собственноручно just for lulz, ну и ради гонорара, конечно. Но всем было уже наплевать, и исследования с диссертациями продолжали появляться ещё три десятка лет, вплоть до конца
Я к чему привёл этот пример? К тому, что в Советском Союзе (где так вольно, смирно и кругом!) человек, способный додуматься до словосочетания «
К тому времени он был уже хорошо известен как автор «Возмутителя спокойствия» — плутовского романа, мастерски скомпилированного из анекдотов и рассказок о похождениях хитреца Насреддина, преизрядно дополненных авторскими придумками. Который роман к моменту ареста был аж целых два раза экранизирован (причём один раз в годы войны). И вот
Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся — вот и Соловьёв даже гадать не мог. Что начальник пересыльного лагеря окажется поклонником его романа. Что он придержит в своём лагере заключённого от отправки в совсем уж каторжный ад, даст ему относительно лёгкую работу и возможность заниматься сочинительством. На условии написания продолжения. Каковое и было написано к 1950 году, а издано шестью годами позднее под названием «Очарованный принц».
Все, кто читал «Принца», не могли не заметить — он написан в абсолютно ином ключе, нежели «Возмутитель спокойствия». Авантюрная составляющая осталась, как же без
В «Очарованном принце» практически нет откровенно плохих действующих лиц, а изображения представителей власти и богатства вдруг обрели совершенно несвойственную жанру глубину!
Ну вот давайте вспомним галерею из первого романа. Эмир бухарский — жадный до лести обжора, тонкий знаток и ценитель пыток2, озабоченный постоянным перетра… пардон, перетряхиванием своего обширного гарема. Неспособный без подсказки отличить недовольство подданных от начинающегося бунта.
Его начальник стражи Арсланбек. Тупой солдафон, в ходе бездарной антинасреддиновской
Ну и далее по списку. Великий визирь Бахтияр — умеющий только вещать от имени эмира, а сам неспособный отстоять свою точку зрения даже по поводу родных ему налогов… Ростовщик Джафар… ну, с этим вообще всё понятно. Все эти придворные мудрецы, поэты, прихлебатели и подпеватели… ведь даже заезжий звездочёт Гуссейн Гуслия оказался в конце концов форменной сволочью3!
А если обратиться теперь к «Очарованному принцу»? Вот коллега бухарского эмира — хан кокандский. Ну да, типичный средневековый деспот, само собой. Но! Из забав и развлечений ему ничего не нужно, кроме как раз в пару месяцев полюбоваться породистыми конями на скачках. Протокольные славословия ему
Коллега Арсланбека — сиятельный Камильбек. Поднявшийся с начальника стражи до великого визиря (по нашим меркам, от министра внутренних дел до
Ага, щазз. Вот
Ещё мелкая деталь. Когда очередная Камильбекова интрига накрылась тазиком и ему понадобилось срочно избавиться от пары оказавшихся в центре скандала гастарбайтеров — что он сделал? Выставил
А что до мздоимства — так в том обществе без него просто не выживали. Перечитайте сцену эпического срача придворных на скачках. С метанием какашек и вываливанием чемоданов компромата. Право же, на этом фоне сиятельный Камильбек ещё далеко не самый худший!
Бабник он? Хххоссподи! С
Понимаете? Он живой, в этом всё дело.
Идём дальше. Глава гильдии гадальщиков Коканда. Шарлатан и стукач, тьфу на него. Но — одного из своих подопечных спас от тюрьмы, из собственного кармана уплатив немалый долг. Другого и вовсе подобрал оборванным мальчишкой, вырастил и научил
Купец Рахимбай. Жмот, стяжатель, жулик, лизоблюд. О чём вообще говорить, если даже Насреддин не считает за грех выманивать у него обманом крупные суммы денег. Это ж стяжатель и жулик, чего вам ещё?! А вот поди ж ты — и в нём есть
Среди всей портретной галереи богатых и властных «Очарованного принца» есть лишь одно законченное чмо в финальной стадии — бывший судья Агабек. Он один, о ком нечего сказать хорошего. Совсем нечего. Но он даже по меркам своего жестокого общества полный отморозок, какие встречаются крайне редко. Чтобы в насквозь коррумпированном и безжалостном мире среднеазиатского феодализма с треском вылететь из судейского кресла за зверства и мздоимство… лично мне страшно даже и представить, чего он там творил, в этом кресле сидя.
Так ведь и то —
Это, кстати, ещё одно отличие второго романа от первого: здесь представители власти вершат справедливость не только на словах. Хан защищает своего военного министра от слишком уж наглых интриг Камильбека, тот своей верховной властью возвращает вдове драгоценности, украденные у неё Рахимбаем, он же выносит приговор отморозку Агабеку… Кривой кадий Абдурахман («всю жизнь жил по кривде и судил по кривде») подсказывает Насреддину хитроумнейший способ закрепить горное озеро в вечном владении за крестьянами, и сам же оформляет это юридически…
Очень интересными получились «негативные» персонажи во втором романе дилогии, вы не находите? И если кто скажет мне, что это никак не связано с лагерными злоключениями Соловьёва — извините, не поверю.
-
С одной стороны, «байрам» — это вполне нейтральное общетюркское слово, означающее всего лишь «праздник». С другой стороны... русскому уху оно привычнее всего слышится в составе словосочетания «
курбан-байрам », то есть «праздник жертвоприношения». ↩ -
Вспомните, как он чуть не подловил Насреддина, сразу указав ему на явную неадекватность предложенного способа пытки! Однозначно знаток и ценитель. ↩
-
Хотя вот сволочной Гуссейн Гуслия выглядит
как-то ну не очень логично. Интересно, что Леонид Филатов в своём стихотворном переложении романа вывел мудреца вполне нормальным мужиком. ↩ -
Между прочим, Насреддин имел возможность убедиться в этом самолично. Когда он назвался гадальщиком по кражам и занял соответствующее место — много ли к нему обращались за консультациями? Да ни единого клиента не было за несколько дней, пока не сработала им же устроенная затея! Хотя к другим гадальщикам очереди выстраивались. ↩